Дождик за окном закончился, прибыли историки, мы погрузились в пару «Таблеток», и, по весело блестящим на пробившемся сквозь тучи солнышке лужам, отправились смотреть «Китеж-град». Итог:

— Китч!

— Пародия!

— Ничего общего с бытом древних славян не имеет!

— Товарищи, все не так плохо!

Последний тезис я воспринял хуже прежних — подхалимаж, мать его. Ладно, неважно — это же театрализованное представление в условно-сферическом «сеттинге». Без пяти минут славянское фентези.

Проводив группу в столовую, навел справки, и, проводив гостей, вернувшись в кабинет, слепил запросы на тему финансирования археологических экспедиций за счет фонда. Чем больше — тем лучше, потому что «черные археологи», они же — мародеры, появились нифига не с развалом СССР. Заодно отправил писульку о них в МВД — пусть обратят внимание, историческое наследие-то гробится, а это нехорошо.

Вернулись к сценарию, отправились встречать монтажера. Накормив гостя и вручив ключ от «однушки», попросил его прийти завтра на подробный инструктаж и первый рабочий день.

Измерив температуру — 37.5 — подхватил пленку с похождениями Гибридов и повел Виталину с дядей Германом — ему тоже интересно — в кинозал.

На экране появилась студия новостной программы CBS.

— Чудовищное происшествие всколыхнуло городок Лаймен округа Юинта штата Вайоминг. Окраины городка подверглись нападениям неизвестных животных. Наш специальный корреспондент Джон Акройд с репортажем с места событий.

— Уже города кошмарят, — удивился умениям Гибрида я.

— Какой там город, — выдал справку дядя Герман. — Меньше двух тысяч жителей — деревня.

— Работали там? — полюбопытствовал я.

— Нет, просто подготовился, — улыбнулся он.

На экране — разрушенный американский гипсокартонный домик. Ощущение такое, будто постройка пережила ураган — второй этаж рухнул, похоронив под собой первый. Перед ним — одетый в костюмчик репортер:

— Жителям Лаймена не впервой сталкиваться с проблемами — эти места оторваны от цивилизации, и горожане привыкли полагаться только на себя. Однако вчерашнее происшествие заставило шерифа Клиффорда вызвать на подмогу национальную гвардию.

Камера повернулась налево, показав еще четыре разрушенных домика, и мы перенеслись в офис шерифа — этот ноги на стол не клал, но для солидности попыхивал сигарой:

— У нас — маленький город, поэтому мы стараемся присматривать друг за другом. Как только мне позвонила миссис Филлипс, мы с ребятами взяли дробовики и немедленно выехали. Когда мы прибыли к месту происшествия, возникло ощущение, что на Лаймен напало племя диких индейцев — отовсюду слышались крики…

— Черт подери, Адам, мой прадед был апачи! — раздался из-за кадра протестующий вопль.

Монтажная склейка, шериф продолжил:

— Однако прежде чем мы смогли вмешаться, все уже было кончено — целая улица нашего городка лежит в руинах. Погибло восемь наших граждан. Всё, что нам удалось найти — это следы свиных копыт и клочки шерсти. Наш следопыт Уитклиф, его прадед был апачи, сказал, что это могла быть стая диких кабанов, но, черт подери, я готов поклясться на Библии, что дикие кабаны на такое неспособны! Мы с мэром Бишопом связались с федеральными властями и ждем прибытия национальной гвардии, чтобы прочесать леса. Уверяю вас, кто бы не напал на нас, мы найдем виновника!

— Людей жалко, но как же Гибридыши масштабируются! — подвел я итог просмотру.

Глава 28

Стоя под окошками «игровухи», я довольно жмурился, впитывая доносящуюся из приоткрытых форточек разноголосицу:

— Ты умер!

— Теперь моя очередь!

— Эй, мы по три раза стрелять договаривались!

— 11-6, ты теперь «шестерка»!

— Этот «дом с призраками» такой страшный!

— Дура ты, Катька — че тут страшного?

— Петров, в «черный список» на неделю! — отреагировал на невежливое обращение к девочке Семен Семенович, штатный администратор, в чьи обязанности входит следить за порядком и тем, чтобы больше получаса «машинного времени» человек не получал. Он же заведует воспитательным «банхаммером».

Очередь же — половина фойе ребят набилась. Увы, сегодня успеют не все — в девять «игровуха» закроется, чтобы деточки успели на последнюю маршрутку, и родителям не пришлось их разыскивать и воспитывать.

— Зашел бы, — с теплой улыбкой предложила Виталина.

— Не, перезаражаю еще, — вздохнув, отказался я, и мы почапали домой.

— Как самочувствие? — спросила девушка.

— Под твоим чутким контролем! — бодро отрапортовал я. — Сейчас подремлю пару часиков, чайку с малиной наверну и поедем в ночной рейд по исправлению алкашей.

— Может дома останешься? — предложила она.

— Остаться хочется, — согласно кивнул я. — Но проблема в том, что мы собираемся заниматься насилием над личностью. Да, ради благой цели, но самих «подопытных»-то никто не спрашивал. Отдавать распоряжения на такое — очень легко, но размываются границы морали. Человека видеть перестаешь, — развел я руками. — И это — очень плохо. Людей видеть за статистическими единицами и казенными приказами нужно обязательно, вне зависимости от их содержания. Делегировать неприятное и спать спокойно я просто не могу.

— Может ты просто садист в глубине души? — предположила она.

— Мне ведь их жалко, — пожал плечами. — И никакого удовольствия мне наш рейд не доставит. Что-то типа работы ассенизатора — неприятно, противно, но кто-то же должен? Будем надеяться, что товарищи женщины проведут с детьми разъяснительную работу — помнишь мы прошлого здешнего председателя на глазах у детей паковали?

— Помню, — кивнула она. — Никто его воровать не просил.

— И семья его живет хорошо, — добавил я. — У сына успеваемость исправилась, оба в кружки ходят, жена на хорошей должности в кондитерском кооперативе. Видишь какой я садист — на каждое минимальное вмешательство в жизнь окружающих оправдания ищу. А если, не дай бог, во время моего правления придется войну начинать? Англосаксы, надо отдать им должное, умеют в геополитические ловушки загонять как им надо.

А послезнание рано или поздно помогать перестанет от слова «совсем» — придется на почти общих условиях с поправкой на чудо-голову существовать.

— Если придется — значит придется, — погладила меня по спине Виталина. — Предки же как-то с совестью справлялись, а ты чем лучше?

— Я — гораздо хуже, — фыркнул я. — Потому что ребенок сытых веков и халявщик. За меня уже вон сколько людей перемерло или попытались умереть.

— Работа такая. Отставить самоедство, курсант Ткачев! — лязгнула Вилка металлом в голосе.

— Так точно, дорогая, — с улыбкой кивнул я.

Дома у нас куча малышей, поэтому на ближайшие дни, с маминого позволения, был объявлен карантин — нефиг бациллы распространять — поэтому поужинали вдвоем, измерили температуру — 38.3 — и легли спать.

Сквозь мутную пелену, наполненную тревожными тенями, пробился звон телефона. Когда он оборвался, на смену пришел голос Виталины:

— Он болеет!

Непорядок — кто это тут за меня решает? У лейтенантов таких полномочий нету!

— Дай! — открыв слезящиеся глаза, прохрипел я.

Горло болит — жуть.

Виталина, скорчив недовольную мордаху — прости, солнышко, сейчас не сработает — отдала трубку.

— Ткачёв!

— Разговаривать можешь — значит здоров! — раздался на том конце провода привычно-бодрый голос Никиты Сергеевича Хрущева.

— Здрасьте, — поздоровался я и посмотрел на стоящий на тумбочке у кровати будильник — половина первого, до рейда двадцать минут.

— Учиться хотел? Собирайся, во Внуково через полтора часа тебя жду.

И он повесил трубку.

— Надо во Внуково, прямо сейчас, — проинструктировал я Виталину и сунул градусник подмышку.

— Неймется ему! — буркнула она и набрала номер «для согласований». — Товарищ полковник, тут…

Выслушав перебившего ее собеседника, буркнула еще мрачнее:

— Есть!

Положив трубку, вздохнула и развела руками — придется ехать.